Том 6/1. Статьи. Ученые труды. Воззвания - Страница 13

<1912–1913>

О бродниках

Бродники известны летописи как особенные кочевые славяне в южной России. Дальнейшая судьба этого степного племени не известна. Принято выводить его имя от глагола: бродить, вести бродячий образ жизни. Между тем, приняв другое словопроизводство, можно прийти к заключению, что это племя юго-западных степей принимало участие в завоевании Сибири. Допустим, что народ этот получил свое название от особенного рода обуви, которую он носил. Обувь эта, в отличие от сапога, не имеет отдельной подошвы и выше щиколки туго перевязывается ремешком, чтобы мягкая кожа не спадала с ног. В древнейшее время она была обувью степного населения России, как свидетельству<ют> пластинки и украшения курганов.

В наше время ее нет в Евр<опейской> России, она вытеснена сапогами и лаптями. Но в Сибири до сих пор хорошо известна под именем бродни и предпочитается другой обуви за ту легкость и свободу движений, которую приобретает в ней нога. Пеший человек, обутый в бродни, уйдет в полтора раза дальше, чем обутый в сапоги с их неподвижной подошвой. Внутрь бродней кладется солома, чтобы избегнуть ушибов; то же делали и скифы, как это видно из раздутости их ног. Эта скифская обувь была бы удобнее сапог для пеших войск, в особенности в горной стране (в броднях нога цепко охватывает камни).

Можно думать, что бродники – обрусевшие потомки скифов, сохранившие вместе с многими чертами быта и скифскую обувь. Стесняемые потоками размножающегося населения в своей кочевой свободе, они ушли на восток, участвуя в завоевании Сибири, и распространили среди русского населения новой страны ту обувь, которая дала им их имя.

Но совершенно невозможно, чтобы вожди завоевания не были бы из среды этого племени: Ермак и Кольцо могли быть потомками носителей кожаных чулков.

Замечательно, что один из покорителей Амура, Хабаров, был, как указывает его имя, потомком храбрейшего племени хозарского царства, племени хабары. Оно когда-то, стесняемое единоплеменниками, подымало восстание.

<1912–1913>

Разговор двух особ

1-я особа. Кант, хотевший определить границы человеческого разума, определил границы немецкого разума. Рассеянность ученого.

2-я особа. Я тоскую по большому костру из книг. Желтые искры, беглый огонь, прозрачный пепел, разрушающийся от прикосновения и даже дыхания, пепел, на котором можно еще прочесть отдельные строки, слова похвальбы или высокомерия, – все это обращается в черный, прекрасный, изнутри озаренный огнем цветок, выросший из книги людей, как цветы природы растут из книги земли, хребтов ящеров и других ископаемых. И тогда, если на груде тлеющих страниц случайно останется слово «Кант», то кто-нибудь, знакомый с шотландским наречием, переведет это слово через «сапожник». Вот все, что останется от мыслителя. Он воздвиг нерукотворный памятник ограниченности своего народа. Впрочем, был ли он мыслителем?

1-я особа. Не следует во всем сомневаться. Вероятно, он был им, если столько голосов и умных голов утверждают это. Но вот я разверну страницы другой мудрости, хотя, кажется, этого не следовало делать. Но мы многое делаем против желания. Вспомни про семь небес учения древних. Вычитая из 365 по 48 и дойдя до 29 (вращение месяца кругом земли происходит в 29 дней), мы имеем семь чисел – небес, окружающих число месяца и заключенных внутри числа земли. Эти числа: 29, 77, 125, 173, 221, 269, 317, 365. Крайние числа суть числа года и месяца, вероятно, священные. Отчего бы не летать событиям по сводам этих чисел? резвясь и порхая? подобно младенцам с крыльями и трубами для возвещения своей воли.

2-я особа. Там мысль была кумиром, здесь куклой и игрушкой. Это одинаково опасно. Разве есть повод думать, кроме пословиц и мудрости разговорной речи, что небо и потомок обезьян (по мнению ученого Энглиза) находятся в какой-либо связи друг с другом?

1-я особа. Я расскажу, что раз случилось со мной. Однажды (в 1912 году) осенью я ясно находился под влиянием гнета неизвестного происхождения, неопределенного, но тяжелого. Чувство гнета пришло помимо внешних событий. Но как-то в полдень я ощутил уход его, а в течение вечера прилив нового, светлого. Оно быстро нарастало до 8 часов вечера, как пламя в чаше, в которую извне налито масло. Внешних причин не было. К удивлению своему, я открыл, что этот день был днем осеннего солнцеворота, кажется, 19 июня, и я думал, что объяснил причину излома в настроении, необъяснимого иначе; здесь измена в положении двух звезд (земли и солнца), помимо погоды и событий, непосредственно влияла на настроение одного двуногого. Может быть, здесь имела место особого рода чуткость к звездным силам? Но гнет был небесного происхождения. Осень исцелила от знойных даров лета.

2-я особа. Семь ступеней восхождения месяца к земле напоминают о семи небесах и о многом «семи». Но в именах чисел мы узнаем старое лицо человека. Не есть ли число семь усеченное слово «семья»?

В именах числительных сквозят понятия родового быта, свойственные и доступные этому числу членов.

Числом «семь» называется общество из пяти зверенышей и двух старцев, идущих на охоту. «Восемь», образованное первым словом и предлогом «во», указывает на нового неделимого, присоединившегося к их обществу.

Если первобытный человек не нуждался в чужой помощи во время еды, то числом «единица» справедливо названо занятие именно этим делом. В нем зубами раскалывались берцовые кости добычи и кости трещали. Это говорит, что первобытный человек голодал.